«ТЕАТР "ЖИВАЯ ВОДА"– ДЛЯ МЕНЯ ОТДУШИНА И ОТРАДА»

26.06.2024

Наталья Рязанцева,

Сретенский монастырь

– Анастасия, как мне кажется из зрительного зала, песни, которые звучат в спектаклях театра, являются таким же полноценным действующим лицом, каким являются и герои того или иного спектакля. Они органично вписываются в спектакль, в повествование, являются где-то его дополнением, а где-то – пояснением. Это изначально была такая задумка или с Вашим появлением в театре песня стала полноправным участником спектакля?

– Нет, это не связано со мной. Я не так давно в театре: шестой год, а самому театру в этом году – 20 лет, поэтому я – лишь капля, которая влилась в эту бурную реку. Но вы отлично заметили, что песни, с одной стороны, самостоятельные, а с другой – очень гармоничные, они дополняют, раскрывают тему, настраивают зрителя на ту или иную историю. И так было изначально. Это замысел нашего режиссера Ларисы Ивановны Никулиной, потому что сила воздействия музыки и слова невероятно велика. Словом можно убить, словом можно возродить. И нужно создать эту связующую нить между зрителем и актерами, между действием и смыслами в каждом спектакле. Это делают песни, которые есть в каждом спектакле. Нет ни одного спектакля, где бы не пели. Звучит соло, ансамбль, полнозвучный оркестр. Каждый наш спектакль – музыкальный.

– Вы подбираете музыкальные произведения или же создаете их, понимая, какая здесь композиция наиболее подошла бы? Или, может быть, есть какой-то внутренний запрос на написание песни, и Вы понимаете, что она прекрасно подойдет тому или иному спектаклю?

– Бывает и так, и эдак. Если, например, идет спектакль «Лоскутки памяти», то он пронизан от и до подлинным фольклором. Здесь не идет речь о каком-то придумывании. Если это спектакль, например, «Шах и мат», где речь идет о пагубном влиянии дурного слова, то тогда рождаются песни. Я сама музыкант, закончивший Гнесинку, но в театре есть актеры, которые пишут песни. И я каждый раз задаю им вопрос: «Ребята, как вы это делаете?» Они не музыканты, у них нет образования, и в данном случае – это свидетельство Божьего огня. И «Плачут птицы», и «Русское слово» – это все авторство наших актеров. Екатерина Теут, Олег Осипов и, конечно, непревзойденные стихи великолепной поэтессы Светланы Кековой, о которой каждый раз старается упоминать Лариса Ивановна.

Если мы сами не справляемся, тогда ищем песни на стороне. Об этом свидетельствует один из последних спектаклей «Тëркин жив». В спектакле звучит песня «Волноваха». Ее написали наши современники, мои ровесники. Я училась на факультете по подготовке дирижера народного хора в Гнесинке. А ребята, написавшие эту песню, учились в Химках в Институте культуры. И есть замечательный коллектив «Партизан FM», который активно выезжает в Луганск, на Донбасс с концертами. И их песня «Волноваха» звучит у нас в спектакле. Или песня «Десантура», тоже написанная нашим современником. «Носки вяжу» – песня, которая возникла в интернет-пространстве, и многие писали и просили донести эту песню до фронта, она тоже цитируется у нас в спектакле.

Получается, мы и сами пишем, и есть подлинные народные песни, и наши современники пишут. Если сами не справляемся, просим, чтобы кто-то написал со стороны.

У меня однажды был опыт в спектакле «Столыпин», который шел на сцене совсем недолго, такая у него судьба. Но нужен был романс на стихи Алексея Толстого. Дело в том, что, когда Столыпина не стало, на его рабочем столе лежал томик стихотворений Алексея Толстого с закладкой на стихотворении «Слеза дрожит в твоем ревнивом взоре». И Лариса Ивановна попросила найти, есть ли на эти стихи романс. Мы нашли, Петр Ильич Чайковский действительно писал романс, но он не подошел стилистически. С Божией помощью я дерзнула, и получился романс, который звучал в спектакле. Это был мой опыт включения. И что касается народных песен – это тоже моя вотчина. Если они нужны в спектаклях, я с удовольствием приношу какие-то наши народные песни, частушки.

– Я хочу отметить, что помимо того, что у Вас замечательные, наполненные глубоким смыслом песни, у Вас еще и потрясающее исполнение. Это тот случай, когда человек не просто поет, а понимает, о чем он поет. И очень голосистые ребята. Я понимаю, что театр поющий, но как это происходит, когда человек, что называется, поет душой?

– Здесь все случилось по Промыслу Божию. Мой приход в коллектив – это случайная неслучайность. Я работала в хоре имени Пятницкого, были другие проекты. Но так случилось, что ко мне трижды обращался мой друг с просьбой позаниматься с некой актрисой, подтянуть вокал. Я трижды отказывала, потому что у меня не было времени. Потом я сдалась, и мы занимались с прекрасной Ксенией Борзенко полтора года. И после этого она приглашает меня помочь некоему театру «Живая вода», о котором я понятия не имела. Я согласилась на одно-единственное включение – рождественский спектакль «Путешествие в Вифлеем». Провожу репетицию с актерами, включаюсь в саму постановку. И после этого мы беседуем с Ларисой Ивановной. И она говорит: «Настенька, Вы знаете, я Вас ждала 16 лет!» Она сказала, что это было такое точное попадание. Все, что я говорила, как я видела и чувствовала песню, как работала над словом – все совпало с ее представлениями, поэтому она все время ждала, чтобы появился профессионал, который ее понимание претворял бы в жизнь. Простите меня за нескромность, но Лариса Ивановна мне всегда говорит: «Как же я люблю бывать на твоих репетициях!» Дело в том, что я настолько это люблю, настолько понимаю, что я на своем месте, что работать с ребятами – одно удовольствие. Здесь большая заслуга Ларисы Ивановны.

Есть много поющих театров, актеров, которых специально готовят. У них есть даже такой предмет, как вокал. Но здесь важно понимать, что каждый должен заниматься своим делом. Умеешь печь хлеб – пеки, умеешь водить трамвай – води, умеешь петь – пой. А если это как серединка на половинку, то Лариса Ивановна этого не допускает, поэтому она мне доверяет. Когда приходят молодые актеры, она просит меня послушать их и сказать, можно ли их подтянуть или слабовато? У нас подбираются вокалисты, поющие актеры, чтобы было в «десяточку». Не рядышком, не приблизительно, а так, чтобы было достойно. И с ребятами заниматься одно удовольствие, потому что нет ни одного случайного человека.

Они настолько включаются, настолько искренны, чисты и сильны и в актерстве, и в вокале, и в отдаче своего сердца теме! Это тот случай, когда ты говоришь, не подбирая слов, ты можешь не казаться, а быть с ними. И это огромное удовольствие, потому что когда работаешь во многих театрах, то тебе все равно надо держать марку, надевать некую маску. Здесь не про это, здесь действительно про служение. Я думаю, что это нам помогает так пронзительно доносить до зрителя и красоту, которую мы творим, и музыкальную составляющую. Текст тоже очень важен. Потому что есть очень сложные тексты. Например, у Светланы Кековой в спектакле «Верные»:

Миску с красною чечевицею
Снова жадно схватил Исав –
И Россия с ее столицею
Богом взвешена на весах.
И бесстыжие, безобразные
Бесы вновь сорвались с цепей –
Кони рыжие, кони красные,
Кони мечутся по степи.

Это текст нелегко понять, поэтому мы работаем прежде всего над текстом, а потом уже над музыкой.

– Я понимаю, что хор для Вас остается основным местом работы, а театр – это что-то такое сердечное, без чего Вы уже, наверное, своей жизни не представляете?

– Безусловно, в хоре имени Пятницкого творчество – в полной мере, ты можешь раскрыться как хормейстер, это лучшие сцены страны и мировые сцены. Но в какой-то момент, я помню даже это мгновение, когда я шла по улице, подняла голову и сказала: «Господи, Ты знаешь, мне тяжело! Мне очень нужны люди, мои люди по духу! Я прошу Тебя, помоги! Я не знаю, как». И через какое-то непродолжительное время произошла эта встреча с Ксенией, которая меня потом приводит в театр «Живая вода». И я понимаю, что это – мои люди. Они стали не просто коллегами, а моими друзьями. У меня очень много на стороне каких-то своих проектов, в которых они помогают. Вся моя жизнь пронизана пением по всем фронтам, я стараюсь нести это знамя повсюду, где только могу.

Отвечаю на вопрос: да, театр стал частью моей жизни. Придя в него, я дерзновенно могла позволить себе сказать, что у меня очень мало времени, и я только по силам могу включаться, то теперь меня Лариса Ивановна останавливает и говорит: «Настенька, ну, куда тебе такая нагрузка? Тебе надо отдыхать». Здесь уже я говорю, что готова работать еще и еще. Произошло уже такое «прикипание» к темам, к делу. Для меня это не просто формальность или необходимость подготовить актеров.

– Правильно ли я понимаю из Вашего предыдущего ответа, что, придя в театр, Вы уже были на пути к Богу?

– Слава Богу, я крещена с детства, а сознательно пришла в храм в 16 лет. Во мне в период отрочества, а потом в ранней юности был какой-то сильный внутренний восторг. Меня все вокруг восторгало. Я могла смотреть на травинки, облака, как ветер колышет кроны деревьев, и плакать. Ведь Кто-то же это создал! Такая я была сентиментальная. И я стала задаваться этим вопросом. Я знала, что я крещеная, но в моей семье никто в храм не ходил. Я начала разговаривать с Господом, а потом своим путем я пришла в храм. Состоялась моя первая Исповедь, мое первое Причастие. В то время я училась в музыкальном училище, у нас был замечательный педагог по музыкальной форме Борис Моисеевич Константиновский. И однажды я с ним поделилась своими переживаниями. Он так крепко постился в преклонном возрасте, что мы ходили к нему домой на занятия. И вот я рассказала о своих переживаниях, о мучительных снах. А он сказал: «Ты знаешь, Настенька, мне кажется, Господь тебя уже зовет. Тебе надо в храм, на Исповедь. Поделись этим с батюшкой, он тебе подскажет». Собственно, я так и сделала, поэтому в театре я просто нашла уже единомышленников. Бог Сам меня позвал когда-то, я только так это расцениваю. Я Его искала каким-то полудетским возгласом: «Господи, как у Тебя прекрасно!» И Он меня позвал.

– Мне кажется, что человек неверующий в этом театре долго не задерживается. Вопросы веры есть в любом спектакле, в любой песне, в любом диалоге. И если ты из другого мира, то тебе там неинтересно.

– Это тоже незримый подвиг, который несет Лариса Ивановна. У нас, например, есть звукорежиссер-мусульманин. У нас есть ребята, которые не ходят в храм, но любая репетиция, любой спектакль начинается и заканчивается молитвой. Лариса Ивановна говорит: «Ребята, кто хочет». И получается, что мы стоим молимся, а они – в ожидании, но они под покровом благодати.

Я не знаю пути каждого этого человека, когда он придет к Богу. Но у нас уже есть примеры. Этих ребят Лариса Ивановна называет аборигенами. И лет 20 назад они говорили, что пришли только помочь и что не нужно с ними говорить на тему Бога. И вот эти люди воцерковились, нашли свою судьбу в театре, у них трое деток, они венчаны. И это не единичный пример. Те, у кого не написан этот путь в линии жизни, отпочковываются. Им, действительно, что-то неинтересно, может, этот дух им претит. Но ни для кого не закрыты двери театра «Живая вода». И Лариса Ивановна покрывает всё. У нас есть сложные характеры, некоторые не ходят в храм. А она говорит: «Я чувствую, что ему надо, я чувствую, что он тянется. И он, если бы ему не нравилось, уже ушел, но почему-то он 12-й год в театре». И она советует потерпеть, скажет ласковое слово. Во многих коллективах есть манера говорить, что если что-то не нравится, то двери открыты, никого здесь не держат. Театр «Живая вода» вообще не про это. Ни одного обидного слова в адрес актера или музыканта, ни одного резкого слова, никакой ситуации, которая бы ущемила, уязвила кого-то. Актеры и певцы зачастую тщеславные, горделивые. Им хочется, чтобы похвалили, чтобы сказали, какие они хорошие. А если им сделали замечание, то очень возмущаются. Но даже здесь можно подойти с любовью, с шуткой. Сколько у Ларисы Ивановны каких-то невероятных выражений, которые уже цитатами разлетелись по всему театру! Например, «репетируем желудок» или «обнимемся до хруста». Или она встречает одного и того же актера уже лет 15 лет и говорит каждый раз: «О, Славка, ты опять подрос!»

– У вас, как мне кажется, сложилась семейная атмосфера. Это благодать Божия? Это человеческий фактор? Или это Лариса Ивановна, которая собирает людей с большим сердцем?

– Я думаю, что первично, конечно, всё от Бога. Сам путь Ларисы Ивановны промыслительный. Она 20 лет служила в светском театре, а потом решительно отказалась от этого пути и объяснила это нежеланием быть в «террариуме единомышленников», как она сама говорит. А затем взяла благословение заниматься этим делом, но так как она знает эту кухню изнутри, то нашла в себе мужество и любовь не повторять, а создать полную альтернативу стандартным коллективам, когда есть некая доминанта, которая довлеет над всеми, а остальные находятся в подчинении. Обычно, когда коллектив живет в дружественной парадигме, это не всегда работает. Но здесь, наверное, есть Божий Промысл и Божие благословение на это дело. Любовь Ларисы Ивановны к делу, дружба, на которой все держится, помогают создать именно такой коллектив.

Но у нее есть и определенные правила. Если она чувствует, что в коллективе появляются нотки не того духа, то каким бы гениальным ни был актер или музыкант, она красиво, но все же прощается с ним. Лучше ампутировать «палец», чем потом всю «ногу». Это очень жестко, но я ее понимаю. Мы это проговорили «на берегу», и она сказала, что ей важно сохранить дух, потому что чуть появляется плесень, и все разъедает.

– Вам в театре комфортно, но имеются ли какие-то сложности, творческие споры?

– Вы знаете, единственное, в чем заключается моя личная трудность – это время репетиций. Так как все актеры и музыканты имеют основное место работы, то репетиции назначаются не ранее, чем в 19–20 часов вечера, а иногда и в 21–22 часа. Это физически тяжело, конечно. Пожалуй, это единственный пункт. При этом мне созвучны темы. Мне очень нравится музыкальный материал, очень достойный. И темы по душе, и материал великолепный, и ребята, с которыми ты работаешь.

Есть еще сложность с составом, так как труппа огромная. Например, у нас скоро спектакль «Тёркин жив», и начинают спрашивать, кто может 10-го числа участвовать в спектакле. Я, как музыкальный руководитель, работаю с определенными музыкантами, мы готовимся, но иногда случается, что не могут в определенный день играть. И тебе надо ввести новых музыкантов. Я переживаю, что получится неидеально. И Лариса Ивановна всегда говорит: «Ребятушки, как бы что ни прошло, главное – донести тему и порадовать людей. Вот этих "блох", про которых мы с вами знаем, мы вычистим потом. Не расстраиваться, не огорчаться, друг другу замечания не делать. Всё разбираем после, с любовью, и, если что-то там не ладится, – слава Богу за все».

И меня это тоже покоряет, потому что, работая в профессиональных коллективах, где мы получаем зарплату, нельзя ошибиться. Но этот ее подход к делу мне невероятно симпатичен. Так и должно быть. Ведь мы стараемся ради дела и тех людей, которым мы эту мысль несем.

– Как в основном коллективе относятся к тому, что кусочек Вашего творческого таланта, времени и сил уходит на параллельные проекты?

– Вы знаете, если это не мешает моей основной работе, то относятся очень ровно. Я выстраиваю свой график. И тут огромная благодарность Ларисе Ивановне, которая всегда идет навстречу. И мы уже придумали, как поступать, когда я не могу прийти и кто у нас за старшего. Мы уже выработали все возможные пути нашего совместного существования, поэтому все шесть лет мы благополучно существуем, одно другому не мешает. И я понимаю, что моей основной работе это приносит только пользу.

Работая с актерами, я как хормейстер приобрела для себя какие-то интересные профессиональные навыки, которые уже переношу в работу с профессиональными вокалистами. Потом работа с актерами мне тоже дала много плюсов, которые пригождаются мне в работе со словом, в работе над дикцией, над образом действий, потому что мы в хоре имени Пятницкого тоже над этим работаем. Но так как я не профессиональный актер, то у меня совсем другая специализация, и я многого не знала. А теперь вижу, как актеры работают, над чем они работают, мотаю себе на ус и переношу приобретенный опыт на основную работу. Получаются сплошные плюсы.

– Есть ли спектакли, к которым у Вас особенно лежит душа?

– Я очень люблю спектакль «Варежки от Варюшки» о преподобномученице Елисавете Феодоровне, в которой звучит «Херувимская песнь», как в храме. У нас есть благословение на ее исполнение, потому что из шахты доносилось пение «Херувимской» Елисаветой Феодоровной.

Мне очень дорог спектакль «Мама Габриэли» про старца Гавриила (Ургебадзе). Я влюблена в него! В нем столько юмора, столько находок! И грузинские песни, хотя их там не так много.

Я люблю нынешнего «Тёркина» за саму тему, за включение ребят, за то, что он весь, от начала и до конца, музыкальный.

Эти три спектакля самые любимые, к которым еще могу отнести «Лоскутки памяти», «Че к чему? Или Таблетка от депрессии».

– Что Вам дает театр?

– Самое важное – это, наверное, искренность и честность в общении. Это именно человеческое общение. Я в «Живой воде» обрела близких по духу людей. Творчества у меня много в жизни, а здесь мои единомышленники, и это мое сокровище, мое богатство. Я думаю, что вы сами видите этот непростой мир. Ты живешь в своем мире, который ты создал, в котором тебя Господь милостью поселил, и тебе кажется, что все так живут. Но ты заплываешь за буйки и в ужасе быстрее плывешь обратно. «Живая вода» – это мой остров спасения.

– Живая вода, которая дает глоточек жизни?

– Получается, что так. Это та капля, которую герой искал в сказке. И в моей жизни случилась такая встреча. С одной стороны, Лариса Ивановна дала театру название «Живая вода». А с другой стороны – это и для нас глоток живительной воды. Есть робкая надежда, что и мы – та самая капля для тех, кто приходит на спектакли.

Раньше я думала о том, чтобы стать пианисткой, готовилась к этому профессионально. Но Господь управил так, что в один момент я встретила совсем другого педагога и попала в этот народно-певческий мир. Это была любовь с первого взгляда. Я самозабвенно туда окунулась и поняла, что я на своем месте! И у меня появилась искренняя жажда быть полезной. Может, это будет дерзновенно, но я понимаю, что мне есть, что сказать. Я понимаю, что Господь дает какие-то умения. Это не просто какие-то знания, полученные в вузе, когда ты можешь прийти и научить петь. Нет, многие учат петь, но это нечто большее. Находятся нужные слова, находится подход к людям, находится подход к материалу. И я понимаю, что людям нравится петь, людям нравятся наши занятия. Для меня это такая отдушина и отрада! Это такой взаимообмен – я им отдаю себя, и они мне отдают себя. Получается, что я не растрачиваюсь, а, наоборот, подпитываюсь.